Половник, уполовник. [Интересно и показательно областное слово], несколько раз употребленное в статье о сельском празднике и свадьбе – слово половник (ср. «мальчик лет четырнадцати, родственник невестин, стал против жениха с большим железным половником»; «дружка бросил в половник пять копеек»). В «Словаре академии Российской» (1822, ч. 6, с. 999) это слово отмечено лишь в форме уполовник.

«Уполовник, ка, с.  м. 2 скл. Большая ложка с длинною рукояткою, служащая к отбавливанию из сосуда влажности кипячей. Железный, деревянный уполовник».

Рядом помещено и то слово, с которым этимологически связывается уполовник: «Упол, ла, с. м. 1 скл. Влажность, каковая снимается из сосудов во время приготовления кушания и доливается опять оною, когда выкипит» (там же, с. 999; ср. также глагол: «Уполовлять, уполовить.– Отнимать от чего половину»).

Те же слова приводятся и в словаре 1847 года (ч. 4, с. 353) с некоторыми изменениями в определении (ср. упол, а, с. м. Влажность, снимаемая из сосудов уполовником).

Слово половник в том и в другом словаре помещается лишь со значением лица, обрабатывающего чью-либо землю из половинной прибыли (следовательно, это омоним областного уполовник – половник).

В лексикографической традиции областная форма – половник впервые зарегистрирована «Опытом областного великорусского словаря»:

Половник, а, с. м. Уполовник – ковш с длинною ручкою. Волог. Нижегор. Семен. Псков. Тороп. Тамб. Тул.

Половница, ы, с. ж. То же, что половник. Твер. Ржев. Стариц. (Опыт обл. влкр. сл., с. 168).

Ср. также: уполовня, и, с. ж. Чумичка, уполовник. Новгор. Тихв. Твер. Вышневолоц.

Уполье, ов., с.  м. мн. Убавление вполовину варева. Костр. (там же, с. 239).

(Виноградов. Проблема авторства, с. 361–362).

Передержка. [По поводу каламбурного употребления Гоголем слова история в связи с характеристикой Ноздрева В. В. Виноградов пишет:] Для изображения Ноздрева Гоголь воспользовался и другим видом каламбурного словоупотребления. Подвергнув этимологическому переосмыслению жаргонный шулерский термин – передержка, он применил его в чисто физическом, конкретном смысле (в смысле – «потасовка») по отношению к знаменитым ноздревским бакенбардам, которые символизировали необыкновенную телесную крепость, «плодородие» этого типа.

«В картишки... играл он не совсем безгрешно и чисто, зная много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьма часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами, или же задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам».

(Виноградов. О языке худож. лит., с. 239).

Передовой, отсталый. В круг значений, связанных с идеями прогресса, попадают и исконно русские слова отсталый и передовой. Их значение изменяется, приобретая яркую социальную окраску. Слово передовой до середины XIX в. выражало лишь свое прямое относительное значение: «находящийся впереди». Оно применялось главным образом для определения пространственных соотношений частей войска, деревенских обозов и т. п (ср. передний – в противоположность заднему). В «Словаре Академии Российской» (1822, ч. 4, с. 891) слово передовой объясняется так: «1) Находящийся напереди. Передовое войско. Передовой отряд. 2) Во образе существенного берется за идущего или едущего верхом перед кем. Передовой полк, старин. То же, что ныне авангард». В профессиональных диалектах бытовало производное от передовой – имя существительное передовщик: «1) У соболиных промышленников: старший ловец или пайщик. 2) Носовой или главный из работников на водоходных судах» (там же, с. 891). Те же слова и те же значения воспроизводятся и в словаре 1847 г. Прибавляется лишь слово передовка: в горном деле – «передняя стена плавильной печи» (ср. термин «Передовое гнездо. Горн. Углубление в шестке плавильной печи, для выпуска продукта» (сл. 1867–1868, 3, с. 179).

В 50-х годах слово передовой, вовлекаясь в круг образов, сосредоточенных около идеи прогресса, расширяет свои значения. На основе значения «идущий или едущий впереди; расположенный впереди, в авангарде» – складывается новое социальное значение: «прогрессивный, наиболее развитой, инициативный, двигающийся впереди других по пути прогресса» (сначала о человеке)». Ср. у В. П. Боткина в письме к И. С. Тургеневу (от 10 ноября 1856 г.): «Ты писатель для людей чувства образованного и развитого; писатель для передовой, самой избранной части общества» (Боткин, Тургенев, М.; Л., 1930, с. 102). [«У Тургенева: ”В Петербурге он часто сходился с разными умными, передовыми людьми“». «У П. А.  Вяземского в реакционных ”Заметках“ (1862):

Лоб не краснеющий, хоть есть с чего краснеть,

Нахальство языка и зычность медной груди,

Вот часто все, что надобно иметь,

Чтобы попасть в передовые люди».]

У Г. Данилевского в романе «Девятый вал»: «Вот они, передовые-то! вот вожди народа! с скрежетом зубов в бешенстве восклицал Фокин, – и это теперь-то, теперь во дни реформ... Что же было прежде...» (Михельсон М.  И., Русск. мысль и речь, 1902–1903, ч. 2, с. 23).

У К. Полевого в «Записках о жизни и сочинениях Николая Алексеевича Полевого» (1855–1865): «Я воротился домой почти с убеждением, что Пушкин за что-то неприязнен к «Московскому Телеграфу», или, лучше сказать, к редакторам его. Но за что же? Не сам ли он признавал «Московский Телеграф» лучшим из русских журналов; и действительно, не был ли это, как говорят теперь, передовой журнал, оказавший обществу некоторые услуги» (Полевой 1934, с. 228). «...в свое время, для своих современников, он был истинным и, как говорят ныне, передовым журналом» (там же, с. 315).

Затем в 70–80-е годы круг фразовых связей у слова передовой в новом значении – «стоящий по уровню развития, по своей прогрессивности, общественной стоимости выше других» – расширяется. Например, передовая наука, передовая общественность и т. п.

По-видимому, в 50–60-х годах возникает и термин передовая статья для обозначения руководящей редакционной статьи по важному вопросу текущего момента, помещаемой впереди остального материала в газете или журнале. В разговорном языке журналистов образуется параллельный термин – передовица.

В «Афоризмах мизантропа» (Искра, 1864): «Самое обманчивое название – передовая статья, ибо большею частью эти статьи оказываются отсталыми» (Сатира 60-х годов. М.; Л., с. 147).

[У Н.  С. Лескова в повести «Колыванский муж»: «У дяди всегда все выходило так хорошо и выспренне, как будто он Аксакову в газету передовицу пишет». Ср. у К. М. Станюковича: «Печатались передовые статьи... в восторженно-ликующем тоне...» (Откровенные)].

В том же направлении, что передовой, изменялись и значения слова отсталый. В современном русском языке отсталый является антонимом слова передовой в его социально-общественном значении (Ушаков, 2, с. 989). Это значение складывается в слове отсталый также в 50–60-х годах XIX в. В. И. Даль в свой «Толковый словарь» (2, с. 783) это новое значение не поместил. Для него отсталый или отсталой – «отставший» во всех значениях. «На усиленном переходе за войском идут повозки, для подборки отсталых и слабых». Впрочем в глаголе отстать значение: «не успевая, остаться позади других в ученье, в уменье, в развитии» – определилось еще в литературном языке XVII–XVIII вв. (сл. АР 1822, ч. 4, с. 663). Однако употребление отсталый как синонима слова ретроградный, как антитеза слов передовой, прогрессивный, вошло в литературное сознание лишь с 40–50-х годов XIX в. У Тургенева в «Дворянском гнезде» (1858): «Паншин... назвал Лаврецкого отсталым консерватором... Лаврецкий не рассердился, не возвысил голоса (он вспомнил, что Михалевич тоже называл его отсталым – только вольтериянцем) – и покойно разбил Паншина на всех пунктах».

У Писемского в романе: «В водовороте»: «...не стало почти ни одного журнала, ни одной газеты, где бы не называли его то человеком отсталым, то чересчур новым, либеральным, дерзким, бездарным и, наконец, даже подкупленным» [о Миклакове. – Ред.]

Ср. у Н.  И.  Пирогова в «Дневнике старого врача»: «...умы беспристрастные, не увлекающиеся и не доверчивые, не должны пугаться насмешек, разных кличек и обвинений в отсталости, нерациональности и бессмыслии» (Пирогов Н. И., 2. с. 43). «Куда бы я ни являлся, везде я находил случай осмеять московские предрассудки, прогуляться на счет московской отсталости и косности, сравнять московское с прибалтийским, то есть чисто-европейским, и отдать ему явное преимущество» (там же, с. 456).

(О некоторых вопросах исторической лексикологии // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 89–90).

В архиве сохранился рукописный текст опубликованного этюда о словах передовой, отсталый, с вставками из произведений И. С. Тургенева, П.  А.  Вяземского, Н. С. Лескова, К.  М.  Станюковича, не вошедшими в печатный отрывок. Здесь дается с дополнениями, сохранившимися в рукописи. – Л.  А.

Пехтура, пехондрасом, по образу пешего хождения. В рассказах И. С.  Генслера явственно проступают черты того патриархально-провинциального стиля, который так широко распространился в русской художественной прозе под влиянием Гоголя... Так же, как у Гоголя, в повествовательную ткань авторского рассказа свободно и широко вставляются слова и выражения изображаемой среды: «Если же трудно нанять извозчика в Гавань, то из Гавани наверное не наймете его, потому что их там нет; счастливые обитатели знаменитого захолустья и их чиновные знакомые отправляются туда и обратно пешком, или, как они говорят, пехтурой, пехондрасом, по образу пешего хождения» (с. 26). Ср. «Своих лошадей там не любят держать; знакомые прибывают и убывают по образу пешего хождения...» (с. 29). «...Какая бы погода ни случилась, но как в церковь жених и невеста, так и от венца новобрачные, поезжане и все участвующие в брачной церемонии всею кавалькадою отхватывают пешедралом, только пятки мелькают... Хорошо, дешево и сердито, как заключают гаванцы» (с. 30).

(Виноградов В. В. И. С.  Генслер и Достоевский-редактор «Гаванских сцен» // Русская литература. 1964. № 2, с. 80–81).

Петух, тетеря, гусь. В слове петух различаются два значения: 1) «самец кур», 2) «забияка» в применении к человеку (Словарь Д.  Н. Ушакова, 3, с. 246. – Наличие переносного значения в слове петух подтверждается произведенным отсюда фамильярным глаголом петушиться «вести себя задиристо, заносчиво, забиячливо»). Однако характерно, что со вторым значением этого слова не связан ни один из фразеологических оборотов, образовавшихся на основе слова петух: пустить петуха (о певце); пустить красного петуха («поджечь», из разбойничьего жаргона); с петухами (рано) вставать, до петухов (до зари) не спать, засидеться.

Таким образом, переносное значение слова петух нельзя считать фразеологически связанным. Правильнее всего было бы признать это значение, в отличие от прямого, свободного номинативного значения, значением предикативно-характеризующим. Предикативно-характеризующее значение существительного может быть использовано для называния, обозначения кого-нибудь или чего-нибудь лишь в случае индивидуального указания (обычно при посредстве местоимения этот). Например, если о задире сказали: Вот так петух! или что-нибудь другое в этом роде, то можно продолжать в таком духе: Другого такого петуха не найти! Или: Этот петух всегда всем испортит настроение! Но как название, как обозначение слово петух к человеку применяется обычно лишь в качестве фамилии или прозвища (можно вспомнить гоголевского Петра Петровича Петуха). Предикативно-характеризующее значение у имени существительного может реализоваться в сказуемом или в составе сказуемого, в обращении, в обособленном определении и приложении.

В сущности, соотношение тех же двух типов значений наблюдается и в слове тетеря с тем лишь различием, что здесь в разговорно-шутливой речи предикативно-характеризующее значение повело к образованию устойчивых фразеологических сочетаний глухая тетеря, сонная тетеря, ленивая тетеря. Сюда же можно присоединить такие слова – с их прямыми и переносными функционально-синтаксически ограниченными значениями, – как гусь (ср. гусь лапчатый, вот так гусь!),осел, ерш (ср. ершиться), лиса, байбак, ворона (ср. проворонить) и т. п.

(Основные типы лексических значений слова // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 184).

Охотный. [В исправлениях, которым подвергся язык «Марфы посадницы» Карамзина] привлекают внимание замены слов и выражений более точными или стилистически нейтральными синонимами:

Им должно было предвидеть, что сопротивление обратится в гибель Новугороду; и благоразумие требовало от них охотной жертвы (3–4).

Им должно было предвидеть, что сопротивление обратится в гибель Новугороду, и благоразумие требовало от них добровольной жертвы (204).

Ср. в «Словаре Академии Российской» (1822, 4, с. 731): «Охотный... расположенный, изъявляющий к чему охоту. Охотный слуга».

(Виноградов В. В. О стиле Карамзина и его развитии (исправления текста повестей) // Процессы формирования лексики русского литературного языка (от Кантемира до Карамзина). М.; Л., 1966, с. 256).

Отделаться. Различение свободных и фразеологически связанных значений слова помогает точнее и яснее представлять как семантические границы, так и смысловой состав слова, систему всех его значений. Разграничение свободных и фразеологически связанных значений особенно важно для теории и практики лексикографии. В выделении и определении фразеологически связанных значений слов особенно легко ошибиться, так как их применение не дает достаточных средств для проверки их значения (ср. Вандриес Ж. Язык. М., 1937, с. 106).

При смешении свободных и фразеологически связанных значений неизбежны подмены семантических характеристик отдельного слова описанием общего смысла тех фраз, в которые входит это слово. Например, в словаре под ред. Д. Н. Ушакова одно из предполагаемых трех значений разговорного слова отделаться характеризуется так: «испытать что-нибудь незначительное вместо большой беды, неприятности» (При катастрофе отделаться испугом; Отделаться царапиной; Дешево отделался) (Ушаков, 2, с. 917; ср.: Ожегов, 1952, с. 421). Но глагол отделаться вовсе не выражает значения «испытать, перенести что-нибудь незначительное»; он здесь значит «избавиться, ограничившись чем-нибудь». Неясно, почему другое значение того же слова, тоже признанное за самостоятельное, определяется так: «не желая выполнить всего, что надо, ограничиться чем-нибудь (немногим несущественным)»: Отделаться пустым обещанием; Отделаться пятью рублями. И тут определяется не значение самого слова, а общий смысл подобранных примеров.

(Основные типы лексических значений // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 180).

Палаумный, полоумный. Для того чтобы наглядно представить трудности, связанные с ясным пониманием таких слов и выражений древнерусского текста, которые не могут быть непосредственно осмыслены в плане современного языкового сознания, приведем несколько примеров слов, не поддающихся точному толкованию посредством наивно-каламбурной этимологизации.

Насколько пестры и разнообразны могут быть каламбурно-этимологические домыслы о составе и образовании слов – при отсутствии конкретных данных об истории их значений – показывает семантическая судьба слова палаумный (полоумный?). Первые письменно-книжные примеры употребления этого слова обнаружены А. А. Шахматовым в русских памятниках XV в. – именно, во 2-ой редакции Софийской 1-ой летописи (списках Толстовском, Бальзеровском, Воронцовском и др.), составленной во всяком случае до 1462 г. Здесь при характеристике рязанцев («суровии человѣци и свѣрѣпы людие, высокоумни суще, възнесшеся мыслью и възгордѣшася величанием») к словам высокоумни суще вставлено выражение палаумные смерди (П. С. Р. Л., V, 232, примеч. а). Отсюда это выражение перешло и в позднейшие своды; например, в Воскресенской летописи читаем: палаумные людища (П. С. Р. Л., VIII, 18); в Никоновской: «помыслиша в высокоумии своемь палоумные [вариант – малоумные] и безумные людища, аки чюдища» (П. С. Р. Л., XI, 16). Нельзя не признать характерными написания с а: палаумные; «аканье вообще не проявляется ( по причене грамотности писцов) в названных памятниках», – замечает А. А. Шахматов.

История дальнейших употреблений и осмыслений слова палаумный в древнерусской литературе в деталях неизвестна. Сообщенные А. А. Шахматовым факты привели Ф. Е. Корша к гипотезе, что в слове палаумный или палоумный отражается греческое слово παλαβώμενος, подвергшееся своеобразной народной этимологии. Ход рассуждений Ф. Е. Корша таков. Слово палоумный, употребленное летописцем между 1448 и 1462 годами в качестве обозначения чего-то несовместимого с правом на высокоумие, на надменную самоуверенность и служившее для характеристики низкой степени ума, уже успело войти войти в литературный обиход книжника в половине XV в. Но едва ли оно могло появиться в русском языке задолго до этого и, во всяком случае, едва ли оно укрепилось русском языке раньше конца XIV в. Об этом свидетельствует свежесть его этимологического восприятия в XV в. Очевидно, в нем вторая часть осознавалась как умный, а первая семасиологически сближалась с причасно-прилагательным пал-, палый. Палоумный – это обозначение палого, низкого ума. Так как это слово по своему строю и по своей стилистической окраске – книжное, то Ф. Е. Корш предполагает, что палаумный → полоумный – плод народно-этимологического переосмысления заимствованного иноязычного слова. С конца XIV в. оживляются культурные сношения Руси с греками, усиливается интерес к их разговорному языку (ср. «Речь тонкословия языка греческого»). На этой культурно-исторической почве вырастает много грекорусизмов. С греческим влиянием Ф. Е. Корш связывает этимологию слова палаумный, В новогреческом языке есть прилагательное παλαβως «безумный, дурачливый»; отсюда глагол παλαβώνω «делаю дураком, свожу с ума», а от него причастие прошедшего времени страдательного залога παλαβώμενος. В русском языке XIV в. παλαβώμενος почти неизбежно должно было обратиться в пала-(в)-умен, род. пала-(в)-умна (как игумен, игумна). (Изв. имп. Акад. наук, 1907, 12, кн. 3, с. 765–766).

Этимология Ф. Е. Корша была отвергнута М. Р. Фасмером (Фасмер М. Греко-славянские этюды, 3 // Сб. ОРЯС, 1909, 86, 1), которому Ф. Е. Корш возразил, отстаивая совю точку зрения. Все же – при отсутствии других исторических фактов, иллюстрирующих употребление этого слова в XVI–XVII вв., – гипотеза Ф. Е. Корша повисла в воздухе. А. Преображенский в «Этимологическом словаре русского языка» склоняется к старому обяснению слова полоумный, с которым он каламбурно отождествляет палаумный из пол- и умный, хотя в этом случае скорее ожидалось бы полуумный (ср. полушелковый, полупьяный и т. п.). Высказвалась и та мысль, что в составе полоумный можно предполагать полый. По-видимому, так думал и И. Даль (ср. франц. un esprit creux).

Таким образом, для толкования первой составной части слова палаумный – палоумный привлекались основы пал-(палый), пол-(полый) и пол- в значении «половина» (ср. полтора, полденежки и т. п.). Но совершенно ясно, что древнерусское значение слова палаумный остается при этом неопределенным. Оно обычно истолковывается посредством подстановки на его место современного слова полоумный, или полуумный, употребление которого зарегистрировано в словарях русского языка лишь в XVIII в. С точки зрения историко-семантической это – разновидность каламбура. Ведь ни общее значение древнерусского очень выразительного и образного характеристического «клейма» – палаумный (палоумный), ни его экспрессивно-стилистическое и идейно-оценочное характеристическое выражение качества рязанцев не воспроизводятся на основе субъективного сближения с ним современного слова полоумный.

Полуумный впервые зарегистрировано в «Латино-немецко-русском лексиконе» Вейсмана, 1731 г. (с. 323); в форме полоумный оно отмечено в «Российском целлариусе» 1771 г., и снова в форме полуумный – в словаре Нордстета 1782 г.

Таким образом, в русском литературном языке XVIII–XIX вв. слово полоумный (полуумный) было активным. От него образовано отвлеченное существительное – полуумие, которое вошло в состав «Словаря Академии Российской» 1794 г. В языке Пушкина известна форма полуумный. Ее значения: «помешанный, слабоумный; сумасбродный, взбаламошный» – связаны с иной просторечно-разговорной экспрессией и новыми оттенками.

(Чтение древнерусского текста и историко-этимологические каламбуры // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 281–282).

Пазори, северное сияние. В определении и классификации [...] приемов стилистической орнаментации ярко отражается связь ломоносовской теории с теми принципами церковно-книжного «извития словес», которые разрабатывались риториками юго-западной киевской школы XVII – начала XVIII в. под влиянием латино-польской литературно-книжной традиции. Но у Ломоносова эти стилистические приемы осложнены влиянием немецкой литературы (ср. германизмы в языке Ломоносова, например: Грусть прочь забава бьет: прочь бить – wegschlagen). (Ср. в романе Мельникова-Печерского «В лесах» рассуждение о термине Северное сияние: Па́зори – северное сияние. Слова северное сияние народ не знает. Это слово деланное, придуманное в кабинете, едва ли не Ломоносовым, а ему как холмогорцу не могло быть чуждым настоящее русское слово позори. Северное сияние – буквальный перевод немецкого Nordlicht).

(Виноградов. Очерки, с. 119).