Путёвка в жизнь, подорожная в жизнь. В современном русском языке в Советскую эпоху возникло выражение путевка в жизнь. Оно вполне гармонирует со значением и употреблением нового слова путевка (ср. путевка в дом отдыха; ср. другие слова того же словообразовательного типа в современном русском языке: толстовка, стенновка и т. п.). Своеобразие семантической системы современного русского языка ярко выступает при сопоставлении этого выражения с образом подорожная в жизнь, который найдем у Герцена, например в романе «Кто виноват»: «Кончился, наконец, и курс [университета]; раздали на акте юношам подорожные в жизнь».

Ср. также у Герцена в сочинении: «Дилетантизм в науке»: «Юноша, получивший диплом, или принимает его за акт освобождения от школы, за подорожную в жизнь, – и тогда диплом не сделает ни вреда, ни пользы...»

(Слово подорожная так определяется в академическом словаре 1847 г. (3, с. 268): «Письменное свидетельство для проезда куда-либо, с означением числа лошадей, сколько их давать следует»; В. И. Даль дает более короткое толкование этого слова: «Открытый лист на получение почтовых лошадей» (3, с. 494).

(О некоторых вопросах русской исторической лексикологии // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 69–70).

Разница, розница. Любопытна замена [в одном из стихотворений И. И. Дмитриева – Л.  А.] слова розница словом разница, вызванная обозначавшейся в начале XIX в. дифференциацией значений этих слов. Впрочем, в словаре 1847 г. семантическая дифференциация слов разница и розница еще не нашла отражения (т. 4, с. 23 и 69).

(Из наблюдений над языком и стилем И. И. Дмитриева // Виноградов. Избр. тр.: Язык и стиль русск. писателей, с. 114).

Развиться. Рой. Интересны такие примеры возвращения значений слов, подвергшихся французскому влиянию, к национально-бытовому контексту в Пушкинском стиле 30-х годов:

Развиться:

Везувий зев открыл – дым хлынул клубом – пламя

Широко развилось, как боевое знамя

(1834)

Воспоминание безмолвно предо мной

Свой длинный развивает свиток

(Воспоминание, 1828)

Рой – essaim:

Тогда я демонов увидел черный рой,

Подобный издали ватаге муравьиной

(И дале мы пошли, 1832)

(Ср. материал на употребление слова рой ниже, с. 311–312 и мн. др.).

Замечательно «смешение» смысловых форм в таких стихах:

В сем сердце билось вдохновенье,

Вражда, надежда и любовь,

Играла жизнь, кипела кровь:

Теперь, как в доме опустелом,

Все в нем и тихо и темно;

Замолкло навсегда оно.

Закрыты ставни, окна мелом

Забелены, хозяйки нет.

А где бог весть. Пропал и след.

(Евгений Онегин, 6, 31)

Ср. в отрывке из «Евгения Онегина»:

А дело в том, что с этих пор

Во мне уж сердце охладело,

Закрылось для любви оно,

И все в нем пусто и темно.

(Виноградов. Язык Пушкина, с. 272).

[См. в той же работе В. В. Виноградова:]

Ср. эволюцию фразеологических оборотов, связанных со словом рой – essaim: рой веселья (Фавн и пастушка, 1816); детей пафосских рой игривый (Моему аристарху, 1816); в «Евгении Онегине»: комедий шумный рой; в нем думы роем возмутил; в «Бахчисарайском фонтане»: прелестниц обнаженный рой; жены...гуляют легкими роями и др. под.

Толпа в гостиную валит.

Так пчел из лакомого улья

На ниву шумный рой летит.

(Евгений Онегин, 5, 35)

Тогда я демонов увидел черный рой,

Подобный издали ватаге муравьиной

(И дале мы пошли
)

Тогда других чертей нетерпеливый рой

За жертвой кинулся с ужасными словами.

(там же).

Ср. у Баратынского:

Исчезнет легкий рой веселий и забав

(Дориде).

Живых восторгов легкий рой

Мне заменится хладной думой

И сердцу мертвой тишиной!

(Элегия).

и др. под.

Ср. фразеологию, прикрепленную к слову тень – ombre и мн. др.

Виноградов, язык Пушкина, с. 311–312.

Расточитель, расточительность, расточительный. Если, при разграниченности трех стилей, омонимы полные или частичные не служили помехой пониманию, то теперь [в начале XIX века. – Л.  А.], когда границы между старыми стилями стерлись, один из членов омонимической пары должен был исчезать, отмирать. Например, расточить в значении «рассеять, разогнать» – слово высокого слога. У Пушкина оно встречается в «Кольне» (1814):

Там с верной, храброю дружиной

Полки врагов я расточил.

Ср. то же у Кострова в его прозаическом переводе «Оссиан сын Фингалов. Гальские стихотворения», (М., 1792, ч. 2, с. 260–261): «Фингал расточил некогда полки противных на берегах Кроны». Этот славянизм расточить – вымирает. Сохранилось же в общелитературном языке слово расточить в другом значении с своими производными: расточитель, расточительный, расточительность (сл. АР 1822, ч. 5, с. 1004–1005). Ср., например, у Пушкина, в «Воспоминаниях о Царском Селе»:

Так отрок библии, безумный расточитель,

До капли истощив раскаянья фиал,

Увидел, наконец, родимую обитель,

Главой поник и зарыдал.

В «Скупом рыцаре»:

Безумец, расточитель молодой,

Развратников разгульный собеседник!

...................................

Он грязь елеем царским напоит,

Он расточит... А по какому праву?

...................................

Нет, выстрадай сперва себе богатство,

А там посмотрим, станет ли несчастный

То расточать, что кровью приобрел...

и т. п.

(Виноградов В. В. Пушкин и русский литературный язык XIX века// Пушкин родоначальник новой русской литературы: Сб. научно-исслед. работ. М.; Л., с. 555).

Расхлябанность, расхлябанный. [...] в качестве синонима слов недисциплинированность, неорганизованность, распущенность, разболтанность в русском литературном языке начала XX века стало применяться слово расхлябанность.

Слова расхлябанный и расхлябанность сформировались на основе областных северновеликорусских глаголов расхлябать и расхлябаться. (Например, в холмогорском говоре расхлябаться: 1) «расшататься, потерять устойчивость»; 2) «разболеться, одряхлеть» (Грандилевский, с. 260). – Ср. хлябать «обнаруживать непрочность, расшатываться, ломаться» (там же, с. 293). – Любопытно, что севернорусским говорам известно и слово хлябь в значении «пасть, зев». Проф. Е. Ф.  Будде готов был признать северным провинциализмом употребление слова хлябь в одическом стиле М. В. Ломоносова (Будде Е. Ф. Несколько заметок из истории русского языка // ЖМНП, 1898, март, с. 157–158 и 172). В литературный язык они проникли не непосредственно из народной областной речи, а через посредство профессиональной рабочей терминологии (винты расхлябались и т. п.). Ср. в рассказе Г.  Яблочкова «Инвалид» (1915): «Ну, капитан, – успокоительно заметил энергичный поручик, – полечитесь и побольше. Надо произвести основательный ремонт. У вас здорово таки расхлябались все винты» (День печати. Клич // Сб. на помощь жертвам войны / Под ред. И. А. Бунина, В. В. Вересаева, Н. Д.  Телешова, 2-е изд. М., 1915, с. 218).

Слово расхлябанность в разговорной речи и в составе произведений газетно-публицистического жанра получило свои индивидуальные характеристические предметно-смысловые приметы, по-видимому, в силу своей большей выразительности, чем слова недисциплинированность, неорганизованность, и меньшей фамильярности, чем слово разболтанность.

(Основные типы лексических значений слова // Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 174).

Ревновать. [О сложных формах смешения церковнославянского языка с разными стилями разговорной, официальной и светско-литературной речи по поводу строк из «Полтавы» А. С. Пушкина

Но кто же, усердьем пламенея,

Ревнуя к общему добру,

Донос на мощного злодея

Предубежденному Петру

К ногам положит не робея?

В. В. Виноградов пишет:] В этих стихах бросается в глаза не только пересечение разных стилистических кругов лексики, приспособленных к высокому строю «славенской» речи, но и выбор такой конструкции глагола ревновать (в его «славенском» значении: «со рвением что-нибудь делать, желать, искать стараться о приобретении чего"(сл. АР 1822, 5, с. 1030), которая до сих пор употреблялась в литературно-бытовом языке при совершенно ином значении этого слова (испытывать ревность). (Ср. конструктивные возможности «славенского» употребления глагола ревновать в «Словаре Академии Российской», 5, с. 1030 и в словаре П.  Алексеева, 1794, 3, с. 15).

(Виноградов. Язык Пушкина, с. 139).

К слову ревновать В. В. Виноградов обращается также в работе «Пушкин и русский литературный язык XIX века». См. в настоящей публикации (ч. 3) статью «Брань, бранный, поносный, предел, протекать, разрешать, так». – Л.  А.

Речистый. Обычно читатель, встретив такое слово у писателя XVIII и даже XIX века, вкладывает в это слово привычный, современный смысл. Иногда общий смысл фразы как будто не противоречит такому пониманию. Например, в «Горе от ума» Грибоедова Лиза дает такую характеристику Скалозубу: «Да-с, так сказать, речист, а больно не хитер» (Грибоедов А. С. Горе от ума, 1955, с. 41). Кажется естественным понять в этом ироническом контексте слово – речист в значении: «болтлив, говорлив». Так, например, это и сделал составитель статьи о слове речистый в «Толковом словаре русского языка» под редакцией профессора Д. Н.  Ушакова (3, с. 1353). Однако здесь же и открывается ошибочность такого истолкования. В самом деле, с цитатой из Грибоедова здесь сопоставлена фраза из «Отцов и детей» Тургенева: «Митя уже бегает молодцом и болтает речисто». Но в этом последнем примере речисто, конечно, не означает: «говорливо, болтливо», а значит: «произнося, выговаривая ясно, чисто, чеканно» (ср. сл. АР 1822, ч. 5, с. 1040). Действительно, в русском литературном языке XVIII и первой половины XIX века, слово речистый имело два значения. Одно – высокое, церковнославянское, уже отмиравшее к началу XIX века: «красноречивый». Это значение словарем 1847 г. прямо признано церковным, то есть устарелым (см. сл. 1867, 4, с. 173). Второе же, живое и широко распространенное в литературном языке XVIII и первой половины XIX века значение определяется так: «имеющий ясное, чистое произношение. Речистый выговор». Речистый было антонимом слова косноязычный (см. сл. АР 1822, ч. 5, с. 121). Таким образом, Лиза подчеркивала чеканную, по-военному четкую, внушительную манеру речи Скалозуба, но не находила в этом ясном и чистом выговоре, в этой самоуверенности речи блестков ума. В «Повести о Горе-Злочастии»: «Укротила скудость мой речистый язык». Ср. в письме гр. Дмитриева-Мамонова (первой трети XIX в.): «Вот третий день какая надо мною насмешка. С вечера прикажу я очень речисто и громко истопить все печки, и на приказ мой ответствуют: хорошо, будет исполнено, а на утрие... топят лучинками, навоняя при том слегка салом и сажею» (Русск. архив, 1896, 1, с. 52). Ср. у Тургенева в «Дыме»: «Он (Ворошилов. – В. В.) вдруг оживился и так и помчался, как добрый конь, лихо и резко отчеканивая каждый слог, каждую букву, как молодец-кадет на выпускном экзамене, и сильно, но не в лад размахивая руками. С каждым мгновением он становился все речистей, все бойчей, благо никто его не прерывал: он словно читал диссертацию или лекцию» (Тургенев, 1954, 4, с. 16).

Позднее – в разговорном языке второй половины XIX века – это значение угасло и слово речистый стало обозначать: «словоохотливый, обладающий даром речи, способностью много и хорошо говорить». Например, у Н.  С. Лескова в «Полунощниках» (в мещанском сказе): «Как я только вышла и пошла – сейчас мне попался очень хороший человек извозчик – такой смирный, но речистый – очень хорошо говорил».

В рассказе Б. Садовского «Сын белокаменной Москвы»: «Насколько Денис Васильевич (Давыдов. – В. В.) был хлопотлив, стремителен и речист, настолько Алексей Петрович (Ермолов. – В. В.) был неподвижно вежлив и молчаливо спокоен» (Борис Садовский. Сын белокаменной Москвы (1837), Аполлон, 1910, октябрь – ноябрь, № 11, Литературный альманах, с. 16).

(Виноградов. О языке худож. лит-ры, с. 173–174).

Родина. Историки русской литературы, анализируя неоконченную повесть Пушкина «Из записок молодого человека» как повесть о декабристе, опирались на ошибочное толкование слова «родина». «Судя по началу повести и сохранившемуся на одном из ее листов плану не написанных (или не дошедших до нас?) глав, социально-политическая острота вещи связана была, главным образом, с ее концовкой, обозначенной Пушкиным только одним словом – ”Родина“, – писал профессор Ю. Г.  Оксман. – Эта лаконичная запись, открывая простор самым широким догадкам о развязке задуманной Пушкиным вещи, прежде всего ассоциируется с трагическим переломом судьбы всех солдат и офицеров Черниговского полка – с декабрьским восстанием 1825 года» (Звезда, 1930, № 7, с. 218–219; ср. также Петров С.  М. Исторический роман А. С. Пушкина, М., 1953, с. 81). Все это построение основано на неправильном отождествлении значения двух современных синонимических серий слов, которые резко различались в языке Пушкина – слов: родина и отечество – отчизна («Родина – место, где кто родился. Побывать на своей родине» (сл. АР 1822, ч. 5, с. 1055); ср. словарь П.  И. Соколова (1834, ч. 2, с. 1134); ср. также словарь 1847 г., т. 4, с. 67).

Слово – родина в языке Пушкина не имело того острого общественно-политического и притом революционного смысла, который был связан со словом – отечество (и отчасти со словом отчизна). Достаточно сослаться на употребление слова родина в стихотворениях: «Городок», «Дон», «Янко Марнавич» (из цикла «Песни Западных славян»), «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году [Александру]», «Погасло дневное светило», «К Овидию»; в поэмах «Руслан и Людмила» (песнь 1, ст. 407); «Кавказский пленник» (ч. 1, ст. 301; ч. 2, ст. 12); в «Арапе Петра Великого», в «Дубровском» и «Истории Пугачева». Значение слова «родина» ярко выступает в связи с тем циклом образов, который предназначался для предисловия к «Повестям Белкина» и затем нашел себе место в «Истории села Горюхина» и позднее в «Дубровском». (Ср. в «Дубровском»: «Через 10 минут въехал он на барский двор. Он смотрел вокруг себя с волнением неописанным. Двенадцать лет не видал он своей родины. Березки, которые при нем были только что посажены около забора, выросли и стали теперь высокими ветвистыми деревьями». Ср. в «Истории села Горюхина»: «... и через 10 минут въехал на барский двор. Сердце мое сильно билось – я смотрел вокруг себя с волнением неописанным. 8 лет не видал я Горюхина. Березки, которые при мне были посажены около забора, выросли и стали теперь высокими, ветвистыми деревьями» и т. п.).

(Виноградов. О языке худож. лит-ры, с. 220–221).

Рубка. Народная этимология захватывает [...] заимствованные слова в специальных языках. Так, в морском языке слово рубка представляет морфологическое видоизменение голл. слова roef «легкая надпалубная надстройка».

(Виноградов В. В. К изучению вопросов омонимии // Slawisch-deutsche Wechselbeziehungen in Sprache, Literatur und Kultur. Berlin, Verlag Academie, 1969, с. 280).