Сочинитель

В.В. Виноградов

История слов

Сочинитель

Сочинитель. Линии взаимодействия, связи и соотношения разных словообразовательных типов слов и разных лексико-семантических категорий отчетливо проступают в так называемых лексических «гнездах», в их строении, в их сцеплениях, в закономерностях их исторических изменений. Само собой разумеется, что структурное значение основного словарного фонда и восходящих к нему словообразовательных цепей очень велико и в этой области структурно-лексических связей. Но типы лексических гнезд, принципы и правила их образования далеко выходят за пределы непосредственного взаимодействия основного словарного фонда и словарного состава языка. При изучении группировки слов по «гнездам» приходится учитывать своеобразие в строении и соотношении непроизводных и производных основ, свойственные разным сериям или разрядам слов, а также разные закономерности связи основ слов с теми или иными аффиксальными элементами. Вместе с тем в разграничении, сочетании и дроблении лексических гнезд ярко обнаруживаются и те социально-исторически обусловленные процессы, которые приводят к обособлению тех или иных слов от лексического гнезда или, напротив, к объединению, сцеплению некогда далеких лексических цепей, а также общие тенденции семантического развития языка – в его историческом движении – в связи с развитием общества. Обратимся к иллюстрациям.

В современном русском языке есть небольшое гнездо слов, связанных с глаголом сочинить – сочинять. Это, кроме сочинить, – сочинение, сочинитель, сочинительница, сочинительство, сочинительский. От этой группы следует обособить омонимы, употребительные в грамматической терминологии и отражающие архаическую семантику соответствующих слов: сочинение (в отличие от подчинения),сочиняться и сочинительный (например, сочинительный союз). Если вникнуть в значения слов сочинить, сочинение, сочинитель, сочинительство, то окажется, что это гнездо слов в современном языке уже лишено внутреннего семантического единства. Слово сочинить, хотя и носит некоторый отпечаток разговорности, свободно выражает два значения: «создать», «написать» (сочинить стихотворение) и «выдумать» (что-нибудь, не соответствующее действительности). В слове сочинитель значение «писать» явно устарело, зато живо разговорное «выдумщик» и даже «лгун» (ср. значения слов сочинительство, сочинительский). И только слово сочинение сохраняет свой книжно-официальный характер. («Собрание сочинений Куприна»; ср. «классное сочинение». Впрочем, ср. также в значении действия по глаголу сочинить: «сочинение небылиц», «сочинение неправдоподобных анекдотов» и т. п.). Вообще говоря, в изменениях значений и экспрессивно-стилистических оттенков этих слов продолжается дальнейшее развитие тех отношений между ними, которые начали устанавливаться в Пушкинскую эпоху в 20–30-х годах XIX века.

Слово сочинитель в русском литературном языке XVIII в. было тесно ассоциировано с именем существительным сочинение (ср. «Сочинения М.  В. Ломоносова» и т. п.) и выражало не только положительную, но и официально-торжественную оценку литературной деятельности писателя. Д.  И. Фонвизин в своей статье о синонимах так определял значение слова сочинитель. «Сочинитель, кто пишет стихами и прозою... Сочинитель знаменитый» (Собеседник любителей Российского слова. Опыт российского сословника, ч. 10, 1783, с. 137). Выше по экспрессии было лишь слово творец: «Творец, кто написал знаменитое сочинение стихами или прозою» (Ср.: «Между сочинителями нынешнего века славен Ломоносов, творец лучших од на Российском языке». – Там же). В отличие от сочинителя, писателем назывался лишь тот, кто сочиняет прозой.

В20–40-х годах XIX в. в связи с новым пониманием общественных задач и идейного содержания литературной деятельности, распространившимся в прогрессивных кругах, резко изменяется смысл и эмоциональная окраска слова сочинитель. Слово сочинитель становится презрительной характеристикой безыдейного, беспринципного, а иногда и продажного писаки. Это новое экспрессивное содержание слова сочинитель отражается, например, у Ф.  М. Достоевского в романе «Униженные и оскорбленные», действие которого относится к 40-м годам (в разговоре старика-помещика Ихменева с дочерью и автором): «...Ну, хоть и не генерал (далеко не генерал!), а все-таки известное лицо, сочинитель.

– Нынче, папаша, говорят: писатель.

– А не сочинитель? Не знал я. Ну, положим, хоть и писатель, а я вот что хотел сказать: камергером, конечно, не сделают за то, что роман сочинил» (Достоевский, 1894, 4, с. 31).

В этой связи любопытно суждение П.  А. Плетнева о слове сочинение: «У меня, в литературном суде, нет слова унизительнее, как слово: сочинение. Оно выражает, что талант ни малейшего не показал содействия в работе автора; талант есть известная степень художнической воспроизводительности, а сочинение есть почти механическая работа, составление неорганических частей, без теплоты, не только без жизни» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. 1, с. 433).

Конечно, история лексического «гнезда» сочинить станет еще более сложной, если обратиться к истории словарного состава русского литературного языка до XVIII в. Но даже и в узких исторических границах двух последних столетий пестрота стилистических отношений внутри этого гнезда указывает на сложность и историческую изменчивость смысловых взаимодействий соответствующих слов с их синонимическими, параллельными лексическими сериями: писать, писатель, писание (произведение); творить, творец, творение, сюда же с 10–20-х годов XIX в. творчество; создавать, создатель, создание, в параллель к слову сочинитель еще поэт, с конца XVIII в. живописец, живописатель, живописать, художник, литератор; с 40-х годов XIX в. беллетрист и др. под. Все эти семантико-стилистические изменения отражают сложный процесс культурно-общественного осознания значения и сущности литературной деятельности, роли писателя в истории культуры.

(О некоторых вопросах русской исторической лексикологии // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 85–86).

В архиве сохранились две выписки. Одна, рукой В. В. Виноградова: «У Н.  И. Греча: ”Но действительно ли это было так, не могу сказать. Булгарин, как и всем известно, был большой сочинитель“ (Записки о моей жизни. 1930, с. 675)». Другая, в машинописи: «Ср. замечание П.  А. Катенина: ”Напрасно силятся защитники нового слога беспрестанно смешивать в своих нападениях и оборонах высокий слог любителей церковных книг с обветшалым слогом многих из наших старых сочинителей, которые напротив держались одинаковых с новыми правил и только от того не совсем на них похожи, что разговорный язык в скорое время переменился“» (Сын Отечества, 1822, т. 77, с. 76). – Л.  А.

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


Среда

В.В. Виноградов

История слов

Среда

Среда. Процессы развития и разрушения омонимии внутри самой лексико-семантической системы языка, не связанные с живыми и активными иноязычными заимствованиями, охватывают весь строй соответствующего языка. В формулу Ж.  Вандриеса: «Омонимия осуществляется независимо от исторической судьбы слова» следует внести существенные ограничения, так как омонимия в подавляющем большинстве случаев предрешается историческим развитием всех сторон структуры слов в их связях и соотношениях. При этом, естественно, закономерности истории омонимов различны в кругу слов – производных и непроизводных (морфологически неразложимых в исходной форме или выделяющих тождественную флексию типа: плоть, сѣнь, руда, страсть, правый, лихой и т. п.).

По отношению к истории древнерусского литературного языка проблема омонимии очень осложнена тем, что здесь необходимо выделить в особый участок наблюдения и исследования семантические поля русских (восточнославянских) и старославянских (южнославянских) лексических параллелей омонимической или приближающейся к ней структуры. В качестве иллюстрации можно воспользоваться словом – среда (середа).

Слово срѣда унаследовано русским литературным языком от языка старославянского (ср. русск. середа, середина, середка и т. п.). В древнерусской письменности XI–XV вв. слово среда употреблялось в разных значениях:

1) середина;

2) средний день недели, середа;

3) посредство, промежуточная область. Например: срѣдою
плъти приближивъся намъ (τòμέσον). Гр. Наз. XI в. 11.

4)Внутренность, сердцевина; совокупность людей. Отълучать зълыя отъ срѣды праведныхъ (&Ґ12304;
κμέσου). Панд. Ант. XI в. 204 (
Мф. XIII. 49). От срѣды левгитска(&Ґ12304;
κμέσου). Числ. IV. 18. Хрононогр. XVI в. Ак. наук (Срезневский, 3, с. 482).

Те же значения выступали и в восточно-русском эквиваленте этого славянизма – в русском слове – середа (ср. напр.: «Да възметься от середы вашея дѣло то створивыи»; в списке XIV в.; среды; – Никон. Панд. сп.  6 по сп. XII в.) (там же, с. 338). Очевидно, формы среда и середа до конца XIV в. были тождесловами. Их значения были однородны. Они воспринимались, как разные стилистические формы одного и того же слова. Можно думать, что среда в письменно-литературном языке вытеснило русизм – середа во всех значениях, кроме – «дня недели» и «середины», – в период «второго югославянского влияния», т. е. в русском литературном языке XV–XVI вв. Таким образом, лишь с эпохи второго югославянского влияния начинается расхождение этих форм. В XV–XVII вв. они превращаются в два отдельных слова, распределенных по разным стилям русского литературного языка. Лишь значение – «средний, третий по воскресенью день недели» и частично – «середина» остаются общими и в том и другом слове. Эта частичная синонимия сохраняется как след былого семантического единства слов среда – середа.

Таким образом, в русском письменно-литературном языке позднего средневековья (XV–XVII вв.) русское середа и древнеславянское среда выступают отчасти как разные слова, отчасти как стилистические синонимы. Это – очень интересный (и притом типический) пример распада древних семантических связей между этимологически тождественными старославянизмами и их русским эквивалентами.

В Лексиконе Памвы Берынды (1653) слово среда поясняется двумя словами «середа, середина» (с. 155). Это говорит о том, что синонимический параллелизм между среда и середа в значении «середина» тогда уже был нарушен. Показательно, что в «Немецко-латинском и русском лексиконе» 1731 г. среди чисто русского текста уже не встречается слово среда. Mittwoch, dies mercurii переводится словом «середа»; Mittel, medium – «средина, посредство»; Mitten, medium, medietas, meditullium – «средина»; das Mittelste, meditullium – «среднее, средина» (с. 419–420).

Позднее в словарях Академии Российской со словом среда соединялись лишь два основных значения:

1. Слав. «средина». Ср. у Н.  И.  Гнедича в переводе «Илиады» (XIX, 363):

...стук из-под копт подымался Ратных мужей; а в среде их Пелид ополчался могучий.

У Радищева: «Европейцы суть по среде на стезе совершенствования» (Радищев, соч., 2, с. 59). У Державина:

Кавказ и Тавр ты преклоняешь,

Вселенной на среду ступаешь

И досязаешь до небес.

(На взятие Измаила).

2. «Средний день недели между вторником и четвергом; середа». Кроме того, отмечалось, как устойчивое фразеологическое сочетание от среды в значении: «от числа». Отлучат злыя от среды праведных Матф. XIII. 49. (сл. АР 1822, ч. 6).

Таким образом, часть славянорусских значений в слове среда в XVII–XVIII вв. утратилась. Это понятно, так как производное слово – средина (середина) вобрало их в себя (ср. также разговорнонародные середина, середка). Развивается синонимический ряд: среда – средина – середина.

Ю.  С. Сорокин, признав, что в русском литературном языке допушкинской эпохи слово среда прежде всего было высоким, славенским вариантом к слову середина (средина), отметил, что «практически слово среда в языке второй половины XVIII в., а особенно в первой трети XIX в. выступало чаще всего в составе предложных сочетаний»: из (или от) среды (чьей, кого-л.) и в (или на) среду (ступить, вступить, выступить и т. п.) (Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава литературного языка в 30– 90-е годы XIX в. М.; Л., 1965, с. 342). Ср., например, в «Словаре языка Пушкина».

Все это содействовало омонимическому обособлению слова – среда для обозначения дня недели. Тем более, что уже в научном языке естествознания в конце XVIII – в начале XIX в. слово среда приобретает новое значение: «тело, вещество, заполняющее пространство и окружающее тела или явления; сфера». Например: «Луч света, переходя под косым углом из одной среды в другую, преломляется. Преломляющая среда. Воздушная среда» (см. сл. 1867–1868, 4, с. 443).

Новое расширение значений слова среда происходит в русской публицистической речи в 30–40-х годах XIX в. В нем сказывается влияние социально-политической терминологии. Французское слово milieu («общественное окружение») по-русски лучше всего передавалось словом среда, которое получает новые значения: 1. «совокупность природных или социальных условий, в которых протекает развитие и деятельность как человеческого общества в целом, так и отдельных людей; окружающие условия, социально-бытовая обстановка»; 2. «совокупность людей, связанных общностью социально-бытовой обстановки, социальных условий». (Любопытно, что раньше немецкая фраза Einer aus unsere Mitte переводилась так: «один из нас, из нашего общества»; см. лексикон Аделунга, 1798, с. 67). Это новое употребление слова среда отчасти было результатом переноса физических, естественно-научных понятий в область социальных наук. Употребление слова среда применительно к социальным условиям жизни той или иной общественной группы ярко выступает в сороковые годы у Герцена, Белинского и людей близких к ним (Сорокин Ю.  С. Указ. соч., с. 344). Так, у Белинского: «Влияние окружающей человека среды» (Соч., X, с. 331); у Герцена: «Не найдя никакой деятельности в среде, в которой родился, он сделался туристом» (Соч., 2, с. 73) и др. под. В новом значении слово среда развивает новые лексические связи: общественная среда, окружающая среда, социальная среда, семейная среда, образованная среда, мещанская среда и т. п.

В 50–70-е гг. круг этих связей все расширяется. Вот иллюстрации: у И. С. Тургенева в письме к Е. М. Феоктистову (1851 г.): «Признаюсь, я от вас никак не ожидал такой выходки, но верно самые порядочные люди не могут избавиться от влияния той среды, в которой они находятся» (И. С. Тургенев и круг «Современника», 1930, с. 146).

В письме Тургенева А.  Н.  Плещееву (от 24 сентября 1858 г.): «Окружающая среда тяготит нас» (Тургенев и его время. Сб. 1 / Под редакцией Н.  Л.  Бродского. 1923, с. 304).

В романе Тургенева «Рудин»: «Он ошибся во мне: он ожидал что я стану выше какой-то среды... что за ахинея, Господи? Хуже стихов!» В письме Рудина к Волынцеву: «Я полагал, вы сумеете стать выше той среды, в которой развились...». У И. С. Тургенева в «Литературных и житейских воспоминаниях» (Вместо вступления, 1868): «Тот быт, та среда, и особенно та полоса ее, если можно так выразиться, к которой я принадлежал – полоса помещичья, крепостная – не представляла ничего такого, что могло бы удержать меня» (Литературные и житейские воспоминания. Изд. писателей в Ленинграде, с. 56). «Хлестаков увлечен и странностью своего положения, и окружающей его средой, и собственной легкомысленной юркостью» (там же, с. 123). У Н. А. Некрасова в письме И. С. Тургеневу (1856 г.): «Есть ли другое направление – живое и честное, кроме обличения и протеста? Его создал не Белинский, а среда, оттого оно и пережило Белинского» (Некрасов, 1930, 5, с. 273). У Помяловского в романе «Молотов» (1861 г.): «И тебя вырастила почва. – А то что же? – Это называется среда заела. – А вот и не заела... Среда... заела... Новые пустые слова... Я просто продукт своей почвы, цветок, пойми ты это». У Салтыкова в «Благонамеренных речах»: «Какая, однакож, загадочная, запутанная среда. Какие жестокие неумолимые нравы! До какой поразительной простоты форм доведен здесь закон борьбы за существование». У Лескова в очерках «Смех и горе»: «Он был заеден средой и стал резок, но он все-таки был человек просвещенный и умный».

Понятно, что новое значение слова среда в 60–70-х годах ломает фразеологию, связанную со словом – среда, и ведет к новым фразовым связям. Пурист-словесник И.  Николич в «Филологических записках» (1873, вып. 1, с. 9) писал: «Далось также новейшим литераторам слово среда для составления крайне нелогичных выражений: среда окружает, среда давит, живет в тесной среде и т. д. вместо: окружает общество, в тесном кругу и пр.» У П.  Д.  Боборыкина в романе «Из новых» – герой говорит: «Вся трагедия для каждого из нас, мужчины или женщины, состоит в том, что мы не вовремя явились. Прежде, в сороковых годах, говорили: среда заела...». (См. Михельсон М.  И. Русская мысль и речь, т. 2, с. 308). Ф. М.  Достоевский в «Дневнике писателя» (1873 г.) воспроизводит речь адвоката, выступавшего с защитой матери, которая в злобе обварила руку своего годовалого ребенка: «Естественно, что под такую минуту, когда злоба от заевшей среды входит, так сказать, внутрь... она и поднесла руку под кран самовара». Писатель возражает адвокату: «Полноте вертеться, господа адвокаты, с вашей средой».

У Салтыкова-Щедрина в очерках «За рубежом»: «По природе он совсем не фатюй, а ежели являлся таковым в своем отечестве, то или потому только, что его «заела среда», или потому, что это было согласно с видами правительства» (см. также мои «Очерки по истории русского литературного языка». 1938, с. 389–390).

В словаре В. И. Даля, кроме середа или среда – «средина недели, день на половине ее», отмечаются такие значения слова среда (при этом необоснованно выдвигается форма середа, как равноправный вариант в зачине статьи): «Середа или среда, вещество, тело, толща, пласт, более о веществах жидких и прозрачных. Среда воздушная – виталищептиц, среда во́дная – обитель рыб. Луч света, проникая среды различной плотности, преломляется. Он теперь в своей среде, атмосфере, в своем образе жизни доволен. Его среда науки. Земля окружена воздушною средою, атмосферой, мироколицей, колоземицей // Община, общество, сбор, толпа. В среде вашей есть злоумышленники. От среды, из среды нашей вызвалось много охотников».

И. А.  Бодуэн де Куртенэ прибавил: «Он вращается в среде нравственно падших людей. Среда его заедает» (сл. Даля, 4-е изд. 4, с. 134–135).

В современном русском языке чрезвычайно остро выступают различия двух основных значений слова – среда (не считая употребления слова среда – как стилистического варианта народно-просторечного слова середа – для обозначения дня недели): 1. «Вещество, заполняющее пространство и окружающие тела или явления, сфера». 2. «Совокупность природных или социальных условий, в которых протекает развитие и деятельность человеческого общества // Социально-бытовая обстановка, в которой живет человек, окружающие условия, совокупность людей, связанных общностью условий, обстановкой» (Ушаков, 4, с. 462).

Обычно в толковых словарях современного русского литературного языка слово – среда как обозначение дня недели (как например в однотомном словаре С. И. Ожегова; см. изд. 1961 г.) рассматривается как омоним по отношению к слову – среда во всех его других (отвлеченных) значениях. Слово же середа как народно-просторечное признается нелитературным и не включается в состав словаря. То же разграничение на омонимы проведено и в большом Академическом «Словаре современного русского литературного языка» (т. 14).

Таким образом, в истории слова среда, которое было в древнерусском литературном языке синонимом народного восточнославянского середа, наблюдается две серии соотносительных и взаимодействующих процессов. Изменяется в XV–XVI вв. объем и состав значений, первоначально общих для обоих стилистических вариантов – среда и середа. Тем самым слово среда все больше отрывается от слова – середа. Оно вступает в иные синонимические ряды: среда – средина – середина (XVI–XVII вв.). В «Лексиконе треязычном» Федора Поликарпова (1704) находим:

Среда, τò μέσον medium.

Средина, среда, &Ґ12315;
μέση medietas.

Среда, день четвертый седмицы, τετράς, &Ґ12315; &Ґ12304;
ρμο
&Ґ12355; &Ґ12315;
ρέμα, τετάρτη
&Ґ12315;
μέρα, «feria quarta, dies mercurii» (с. 115).

Любопытно, что в «Словаре на шести языках, российском, греческом, латинском, французском, немецком и английском», изданном в «Пользу Российского учащегося юношества» (в Санкт-Петербурге, 1763 г.) среди названий дней недели (седмицы): воскресенье, неделя; понедельник, вторник, четверток, пятница, суббота – значится лишь среда (но нет середы). Таким образом, само слово среда для всех уже распалось на два омонима.

Вместе с тем, по мере развития отвлеченных значений в «книжнословенском» среда, оно вступает в новые синонимические серии, связанные со словами: вещество, сфера, социальный круг, общественные условия и т. п.

Таким образом, изменение значений неполногласных славянизмов, соотносительных с восточнославянскими полногласными словами, сопровождается, с одной стороны, расхождением параллельных, часто синонимических лексических серий, с другой, вхождением русизмов и славянизмов этого типа в разные синонимические группы, и с третьей, нередко распадом как русизмов, так и особенно, славянизмов на омонимы.

(Виноградов В. В. О процессах развития и разрушения омонимии в кругу соотносительных русизмов и древнеславянизмов // Studia Slavica. – Budapest, 1966, с. 433–439).

К слову среда В. В. Виноградов обращался в некоторых других работах. Здесь приводятся соответствующие выборки.

«В XIII в. был более или менее русифицирован морфологический строй церковнославянского языка, как утверждал П. С. Кузнецов и утверждает Б. О.  Унбегаун; в сфере лексических и семантических новообразований начали устанавливаться приемы и принципы сочетания и разграничения восточнославянских и церковнославянских морфем (например, одиночество в Хронике Георгия Амартола, среда и середа, вредити– в отвлеченном моральном смысле – в «Поучениях» Владимира Мономаха и вередити– о физическом членовредительстве и т. п.). ».

(Основные вопросы и задачи изучения истории русского языка до XVIII в. // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 260).

«В истории русского литературного языка происходили разнообразные процессы стилистического взаимодействия параллельных форм русских и югославянских, приводившие то к слиянию их в семантических системах однородных лексем, то к превращению в самостоятельные слова (ср. в современном русском языке формы одних и тех же слов: тождество – тожество; тождественный – тожественный; рождество и просторечное рожество; середа – среда для обозначения дня недели; чрез – через; ворота и торжественно-поэтическое врата, например, у врат царства и т. п.)».

(О формах слова // Виноградов. Избр. тр.: Исследования по русск. грамм., с. 46).

«Не меньшую роль в истории русского литературного словаря сыграл процесс семантического слияния старославянских и русских омонимов, если между ними легко устанавливалась близкая смысловая связь. Ведь очень много слов в старославянском языке было однородно с восточно-славянскими. В этом сказывалась общность славянского наследия, былое единство славянской языковой системы. (Ср. историю слов и выражений: среда – середа, невежда – невежа, правда и др. под.)».

(Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского языка // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 135).

См. также: Виноградов. Очерки, с. 389–390; О новых исследованиях по истории русского литературного языка // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 248. – Л. 
А.

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


Статочный

В.В. Виноградов

История слов

Статочный

Статочный. Нужно различать последовательность выполнения структурного плана словаря, в том числе и семнадцатитомного, и ценность отобранного и вмещенного в него материала. Например, у нас еще нет систематического изложения исторических закономерностей развития русского словообразования хотя бы в литературном языке нового времени – XVIII–XX вв. И Словарь их не открывает, хотя и дает ценнейший материал для исторических изучений, заключений и обобщений. Но не всегда материалы Словаря эти вопросы разрешают. Вот пример. В Словаре помещено слово статочный. Оно квалифицировано как устарелое. Но никаких примеров на свободное его употребление, кроме цитаты из «Некрещеного попа» Лескова («Эта мысль показалась Дукачу статочною»), не приведено. Все остальные иллюстрации включают в себя фразеологическое выражение статочное ли (это) дело, о котором говорится: «В современном употреблении используется для выражения удивления, возмущения, недоумения и т. п. в значении: возможно ли, допустимо ли, хорошо ли» (т. 14, с. 787).

Историко-лексикографическая справка ведет к «Вейсманнову лексикону» 1731 г., в котором зарегистрировано выражение: «Статочное ли это дело?» Следовательно, в Словаре нет никаких намеков ни на историю слова статочный, ни на его словообразовательное отношение к глаголу статься, ни на его функционированье в литературной речи XVIII–XX вв.

Таким образом, семнадцатитомный Словарь современного русского литературного языка не стал и не является толково-историческим, хотя и содержит очень много ценного материала для исторической лексикологии русского языка XVIII–XX вв.

(Виноградов В. В. Семнадцатитомный академический словарь современного русского литературного языка // Вопросы языкознания. 1966, № 6, с. 19–20).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


Стимул

В.В. Виноградов

История слов

Стимул

Стимул. Элементы историзма более открыто, хотя и в бессистемном, отрывочном виде, выступают в справочном отделе словарной статьи семнадцатитомного словаря. [...] В отдельных случаях, по-видимому, не очень частых, историко-лексикографическая справка оказывается неточной и запоздалой. Так, например, при слове стимул дается ссылка на третье, т. е. бодуэновское, издание словаря Даля (начало XX в.). Тем самым это слово в семнадцатитомном Словаре современного русского литературного языка оказалось лишенным всякой истории, хотя есть литературные ссылки на Добролюбова и А.  Н.  Островского («Один из хороших стимулов труда есть нужда») (см. т. 14, 1963, с. 880).

Между тем слово стимул начало употребляться уже в русском литературном языке 40-х годов XIX в. В это время оно еще воспринималось многими литературно образованными людьми как неологизм. Например, рецензент журнала «Пантеон» в своем разборе статьи Николая М. «Биография Н.  В. Гоголя» пишет: «... мы оставляем Николая М. с его биографиею, заметив только на прощание, что слова стимул нет в русском языке и что писать дата вместо число более чем странно...» (Пантеон, 14, 1854, март, 4, с. 13).

Слово стимул, судя по его ударению, было заимствовано либо прямо из латинского языка (лат. stimulus буквально «заостренная палочка»), либо через посредство польского и немецкого языков (ср. польск. stymulować, нем. stimulieren). Во всяком случае уже в 60-х годах слово стимул входит в активный словарь русской журнально-публицистической речи. Оно вносится в лексикон иностранных слов. Например, в «Полном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка, составленном по образцу немецкого словаря Гейзе» (СПб., 1861, с. 483) читаем: «Стимул (от stimulare – «погонять»), лат. Побудительное средство; все, что побуждает делать что-либо».

(Виноградов В. В. Семнадцатитомный академический словарь современного русского литературного языка и его значение для советского языкознания // Вопросы языкознания. 1966. № 6, с. 17–18).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


Стихоткач, рифмоткач

В.В. Виноградов

История слов

Стихоткач, рифмоткач

Стихоткач, рифмоткач. Насколько опасно – вне соотношения с целой стилистической системой – генетическое выведение пушкинского слова или фразы из того или иного литературного пункта, показывает такой пример. Н. О.  Лернер связывал однажды употребленное Пушкиным в «Городке» слово – стихоткач:

Хоть страшно стихоткачу

Лагарпа видеть вкус,

Но часто, признаюсь,

Над ним я время трачу–

с влиянием Вас. Майкова и М. Д. Чулкова. «В библиотеке Пушкина, – писал Лернер, – сохранился экземпляр сочинений Майкова, вышедшего в 1809 году. В это издание, приготовленное довольно небрежно, вошли некоторые произведения, принадлежащие М. Д.  Чулкову. В двух из этих псевдомайковских вещах встречается довольно редкое слово, употребленное Пушкиным как раз в то самое время в «Городке» – «стихоткач». Поэт трунил сам над собою:

Хоть страшно стихоткачу

Лагарпа видеть вкус...

Презрительная кличка эта несколько раз повторяется в приписанных Майкову литературных сатирах Чулкова – «Плачевное падение стихотворцев» и «Стихи на качели» (Лернер Н.  О. Пушкинологические этюды // Звенья, 5, с. 48).

Однако слово стихоткач встречается еще у А.  П.  Сумарокова, например, в притче «Сова и рифмач»:

Ответствовал сове какой-то стихоткач –

Несмысленной Рифмач:

Сестрица! Я себе такую ж часть наследил,

Что первый в городе на Рифмах я забредил.

(См.:Притчи Александра Сумарокова. 1762, кн. 1, с. 57)

У И. А. Крылова в комедии «Сочинитель в прихожей» (1786) егерь Андрей так обращается к Рифмохвату: «А ты, господин стихоткач, затем разве сюда пришел, чтоб подманивать чужих девок?» (Действ. 2, явл.  7).

Слово стихоткач было принято и поэтами карамзинской школы. Ср. у И. И. Дмитриева в «Послании от английского стихотворца Попа к доктору Арбутноту» (перев. из Pope Epistle to D-r Arbuthnot):

С каким трудом паук мотает паутину!

Смети ее, паук опять начнет мотать:

Равно и рифмача не думай обращать.

Брани его, стыди; а он, доколе дышит,

Пока чернила есть, перо, все пишет, пишет,

И горд своим тканьем – нет нужды, что оно

Дохни, так улетит– враль мыслит: «мудрено!»

Ср. у В. Л.  Пушкина в басне «Меркурий и умершие» (Аглая, 1808, ч. 2):

А ты, набитая стихами голова,

Великий рифмоткач, слывешь певцом нескладным,

И журналистам в снедь остался непощадным.

Ср. у Жуковского в «Плаче о Пиндаре» (1814):

Однажды наш поэт Пестов,

Неутомимый ткач стихов

И Аполлонов жрец упрямый...

(Виноградов. Стиль Пушкина, с. 131–132).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


Скоропалительный

В.В. Виноградов

История слов

Скоропалительный

Скоропалительный. В рассматриваемом же [семнадцатитомном академическом. – Л.  А.] Словаре семантическая история слов даже на протяжении XIX–XX вв. представлена в преобладающем количестве случаев очень скудно и бледно. Вот несколько иллюстраций. Слово скоропалительный квалифицируется как разговорное и определяется так: «очень скорый, поспешный"(скоропалительное суждение, скоропалительное решение, скоропалительный роман и т. п.); оттенок: «склонный к очень быстрым, поспешным решениям» («малый скоропалительный» – в «Письмах о провинции» Салтыкова-Щедрина). В историко-лексикографической справке есть ссылка на словарь Даля (4, с. 206), где впервые зарегистрировано это слово, и приведен пример: скоропалительные свечи. Здесь нет истории развития значений слова, хотя обратившись к словарю Даля, можно получить смутные намеки на ход и направление семантической эволюции этого слова. Вот возможный краткий очерк такой истории.

Известно, что словообразовательные элементы, генетически восходящие к старославянскому языку, в истории русского литературного языка часто сочетаются на основе разных правил с народными русскими компонентами и входят в состав новых русских слов. Некоторые из этих элементов вступают в синонимические соотношения с соответствующими русскими аффиксами. В этом случае иногда происходят аффиксальные взаимозамещения, подстановки и взаимодействия в одних и тех же словах, например, скоропалительный и скоропальный.

Прилагательное скоропалительный, наречие скоропалительно не зарегистрированы ни одним словарем русского языка вплоть до словаря В. И. Даля.

У В. И. Даля скоропалительный (или скоропальный) отмечено лишь в составе одного артиллерийского термина: «Скоропальные, скоропалительные свечи в артиллерии для скорого и верного поджогу пушечного заряда, потешных огней и проч.». (Ср. народное скоропал– револьвер).

Между тем прилагательное скоропалительный и производные от него – имя существительное скоропалительность и наречие скоропалительно – из профессионально-военного диалекта, из военно-технической терминологии с начала XIX в. широко распространились в говорах устной речи и около середины XIX в. проникли в литературный язык, где стали употребляться более разнообразно и в переносном смысле.

У А. Н.  Островского в комедии «В чужом пиру похмелье»: «Летел к вам скоропалительно, инда взопрел-с» (д.  1, явл.  4) (в речи купеческого сына). В биографии И. И.  Железнова, написанной М.  Бородиным и приложенной к «Уральцам» (1888, 1, с. 30): «...Чисто военная скоропалительность, с какою требовалось все это разыскать (уральские акты. – В. В.), списать и немедленно представить, необходимость занятия в летнее время в душной атмосфере архива... не могли оставить хорошего впечатления...». В книге мемуаров Л. Ф.  Пантелеева «Из воспоминаний прошлого» (М., 1934, с. 409): «был арестован в Вильно и скоропалительно, в чем был, отправлен в Пермь».

В современном словаре Д. Н. Ушакова (4, с. 231) слово скоропалительный отнесено к разговорно-шутливой речи и определяется так: «чересчур скорый, поспешный. Скоропалительное решение». Таким образом, этот военный термин, войдя в общий язык, оказался очень жизнеспособным и обнаружил острую экспрессивность. М.  И.  Михельсон, исторические построения которого в области русской фразеологии часто копируют словарь В. И. Даля, готов был переносное значение слов скоропалительный, скоропалительно объяснять так: «весьма быстро, как скоропалительные свечи в артиллерии, как скоропал (револьвер)» (Михельсон, Русск. мысль и речь, 2, б. м., б. г., с. 263).

Слова скоропалительный, скоропалительно, утратив прямое номинативное значение, употреблялись и употребляются в узком фразеологическом кругу, который в индивидуальной речевой деятельности может иронически расширяться.

(Виноградов В. В. Семнадцатитомный академический словарь современного русского литературного языка и его значение для советского языкознания // Вопросы языкознания. 1966. № 6, с. 10–11).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


След, исследовать, наследник и др.

В.В. Виноградов

История слов

След, исследовать, наследник и др.

След, исследовать, наследник, наследовать, последний, последовать, последыш, преследовать, следить, следовать, следствие. Особенный интерес для исторического исследования представляют многочисленные лексические и словообразовательные группы, возникшие от слова след и производных от него наследник и последний, которые также вошли в состав основного словарного фонда русского языка. В качестве иллюстрации достаточно представить общую схему дифференциации разных словообразовательных и семантических рядов в этой сфере.

С одной стороны, след, следить, выслеживать, доследить, последить, проследить, уследить, следопыт и т. д. (ср. наследить); с другой, след, следовать, последовать, последователь, последовательный, последовательность – с сложными и разнообразными разветвлениями: следователь, следствие, следует, следовательно; исследовать, исследователь, исследовательский; старославянизм, подвергшийся в литературном языке XVIII в. переосмыслению, – преследовать кого-что и омоним – преследовать что в значении «добиваться чего-нибудь», преследование, преследователь; с третьей стороны, наследовать, наследие, наследник, наследство, наследный; с четвертой, последний, последыш.

Легко заметить, что процессы образования новых слов на базе основного словарного фонда в разные эпохи сопровождаются возникновением омонимов, омонимных основ, омоморфем, например: следствие (в значении «вывод») и следствие (в значении «расследование»); преследовать (врага) и преследовать (свою цель); ср. основа (в тканье) и основа (в значении «база, основание»; отказать кому в чем и отказать кому что ( в значении «завещать») и т. п.

(Об основном словарном фонде и его словообразующей роли в истории языка // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 63).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3


Слыхать, видать

В.В. Виноградов

История слов

Слыхать, видать

Слыхать, видать. Не подлежит сомнению, что в современном разговорном русском языке форма инфинитива слыхать, с одной стороны, и система форм прошедшего времени: я
слыхал, ты слыхал и т. п., а также условно-желательного наклонения: я не слыхал бы – с другой, все более отдаляются друг от друга и готовы стать разными словами. В самом деле, только употребление формы слыхать с отрицанием не для выражения невозможности услышать что-нибудь в будущем («уже не слыхать мне никогда ее ласкового голоса!») может быть связано с формами прошедшего времени и условно-желательного наклонения, например, в таких фразах:

Слыхали ль вы за рощей глас ночной

Певца любви, певца своей печали?

(Пушкин).

Мартышка к старости слаба глазами стала,

А у людей она слыхала,

Что это зло еще не так большой руки.

(Крылов).

Чтоб я и не слыхал про этого проходимца! Я его и знать не хочу.

(А. Островский).

(См. словарь Д. Н.  Ушакова, 4, с. 286). Но уже обособилось в отдельное слово слыхать со значением «слышно» в функции категории состояния и модального выражения. У Гончарова в «Обломове»: «Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю».

Те же процессы происходят и с формами видать – я видал.

С другой стороны, для современного языкового сознания я слыхал, так же как и я слыхивал, отделены от системы форм глагола слышать.

(Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии (На материале русского и родственных языков) // Виноградов. Избр. тр.: Исслед. по русск. грам., с. 181–182).

История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ. / В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет "Рус. яз.". Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3